В парламенте Киргизии не нашли оригинала Конституции страны. Приступая к обсуждению во втором чтении проекта закона о назначении референдума по изменению конституции страны, депутаты заявили об отсутствии подлинника Основного закона. Куда он делся? Существовал ли когда-то? Пока неизвестно. О том, какая конституция нужна Кыргызстану, размышляет бишкекский политолог Валентин Богатырев.
Данная публикация представляет собой тезисы к выступлению Валентина Богатырева на Круглом столе «Конституционный референдум 2016: как мы оказались здесь?», прошедшем в ПолитКлубе «Панорама» в Американском Университете в Центральной Азии (Бишкек) 17 октября 2016 года.
1. Я бы хотел сегодня поговорить о кино.
Кино, эта выдуманная реальность, сегодня является доминирующим форматором нашей жизни. Битком набитые кинотеатры, бесконечные многосезонные, соизмеримые по времени с самой жизнью, сериалы.
Но если бы речь шла только о кинотеатрах. Вся наша жизнь становится похожа на кино. Все больше и больше мы имеем дело с дефляцией реальности. Я вам напомню Жана Бодрийяра, не без оснований считавшего, что социальные системы ни что иное как производные от знаковых систем. Огромные человеческие агломераты живут в выдуманных мирах, воспринимая их как реальные, и не зная никакой другой жизни. То есть вся наша жизнь не что иное как некое кино.
Политическая жизнь, тем более для страны, где до сих пор никакой политики не было – это та область, где в первую очередь симулякры размывают реальность.
Это ровно та ситуация, которую мы имеем сейчас у нас в стране.
Причем есть два плана виртуальности.
Первое, что мы видим на поверхности, это исчезновение самого представления о политике как целедостиженческой деятельности. Она стимулируется сугубо прагматической целью сохранения или обретения властных полномочий – успехом локального уровня не имеющим ничего общего ни с реализацией конкретных программ, ни даже с выполнением обещаний, данных электорату.
Но это еще не самое страшное. Вся политическая сфера жизни перестает иметь смысл относительно самой этой жизни: появляются симулякры источников власти: некий народ, структуры и организации, отношения по поводу власти, закрепленные в праве.
2. Кыргызская конституция сама по себе, и, естественно, то, что вокруг нее происходит – это один из ярких примеров дефляции реальности и транзита в виртуальность.
Я разберу только два из числа базовых институтов, воссозданных в нашей политической виртуальности и соответственно в ее священной книге – конституции. Это институт президента и институт политических партий. А потом поговорим о том, что такое развернувшийся вокруг конституционных изменений политический шабаш.
Далеко не случайно ключевой точкой инсуррекции в кыргызской политике являются президенты.
Институт президента в его кыргызской транскрипции – это превращенная форма российского монархического, а затем советского коммунистического формата власти. Он не имеет ничего общего с демократическими президентскими системами западных стран. Президент в нашей стране и в нашем сознании – это демиург, отец народа, верховный правитель, глава государства, патриарх – и это все синонимы одного и того же – патримониального типа государства, отражающего патримониальное сознание общества.
У нас был хороший шанс использовать этот феномен общественного сознания для осуществления реальных трансформаций общества. Потому что в патримониальных обществах все реформы осуществляются только сверху. И я должен сказать, что если у нас есть какие-то изменения, то они сделаны благодаря президентам. Но, в силу особенностей такой конструкции, и все наши проблемы в том, что во главе государства не было ни одного «Ататюрка».
К сожалению, даже несмотря на печальный опыт сакрализации власти институт президента продолжает существовать, а люди продолжают думать, что все дело в отсутствии хорошего президента.
3. Значительную роль в дефляции политической реальности, ее виртуализации сыграло закрепление в конституции института политических партий с тем статусом, который им придан. Это вообще уникальная ситуация: в конституцию вводят, прописывают колоссальные полномочия в системе власти института, который в обществе отсутствует.
Я еще понимаю, когда, кажется в конституции 1998 года, была введена возможность выбора части парламента по партийным спискам как некоторый инструмент для стимулирования возникновения и развития реальных политических партий. Но тогда это касалось лишь части парламента и, напомню, сохранялась возможность контроля избирателей через механизм отзыва депутатов.
Закрепив в Конституции 2010 года выборы всего Жогорку Кенеша исключительно по партийным спискам, избавившись от возможности отзыва депутатов избирателем, мы окончательно выбрали путь полной изоляции власти от народа, мы выбрали путь формирования плутократии, мы выбрали путь развращения избирателя покупкой голосов, то есть полного вырождения демократии. Можно, конечно, успокаивать себя наведением порядка в процедуре голосования. Но вся ценность этого по сути технического аспекта выборов абсолютно обнуляется подкупом голосов и тем, а кого мы, собственно выбираем.
Нисколько не будет преувеличением сказать, что нынешние партии и соответственно нынешние депутаты не представляют никого, ничьи интересы, кроме интересов властных группировок, стоящих во главе так называемых партий.
Народ, избиратели специфическим образом включены в процесс формирования власти. Выборы полностью превратились в бизнес: на уровне избирателя – продажи голосов, на уровне партий – продажи мест в списках, на уровне Жогорку Кенеша и правительства – продажи государственных должностей.
Это все – прямые последствия той конституционной конструкции, которая была навязана стране в 2010 году. Причем именно навязана. Вот сегодня некоторые из противников конституционных изменений сетуют на то, что власти пытаются одним вопросом ввести все изменения. Но ведь эта конституция, которую они защищают, была принята ровно таким же способом. Не были приняты предложения о внесении на референдум альтернативных вариантов конституции. Конституционное совещание, которое так расхвалили в своем обращении члены Временного правительства, заведомо работало на один и только один вариант конституции. Еще хуже, что для принятия конституции был использован прямой шантаж: избирателей уверяли, что, приняв участие в референдуме и проголосовав за предложенную конституцию, они получат мир и спокойствие в стране. Это был верх политического фокусничества, поскольку дело обстояло ровно наоборот: именно эта конституция и ее принятие стали одной их главных первопричин трагических событий на юге страны в июне 2010 года. Организаторы этих событий просто использовали межэтнический конфликт как наиболее эффективную форму сноса новой власти и предотвращения ее правового закрепления.
4. Сегодня нет, наверное, ни одного человека, который бы не согласился с тем утверждением, что попытка перехода к парламентаризму провалилась. Конституция 2010 года оказалась совершенно непригодной для того, чтобы преодолеть патримониальную философию власти. Она сохранила институт президента и более того, она укрепила, модернизировала его, создав идеальные возможности для формирования квазипартийной системы – этого нового инструмента авторитаризма, придающего ему видимость демократии.
Поэтому крайне удивительно то ли лицемерие, то ли просто глупость, пусть сами выбирают, авторов этой конституции, защищающих ее с помощью обвинений инициаторов изменений в авторитаризме. И не менее удивительно, что в защите конституции участвуют те, кто понимал в 2010 году и понимает сейчас ее ущербность, но готовы, движимые логикой политического противостояния, отстаивать ее неизменность.
Это лицемерная конституция. И я скажу очень однозначно по поводу ее изменения: любые изменения заведомо лучше, чем сохранение такой конституции. Потому что каждый день существования созданной на основе этой конституции системы наращивает, делает все более необратимой квазидемократию, виртуальность власти, ее отрыв от реальной жизни людей. Нельзя позволять этой фиктивной конституции все больше укреплять фиктивность нашей политической жизни, какими бы аргументами это не обосновывалось.
И этих аргументов, кстати, всего три.
Первый, наиболее употребляемый, это тот, что изменения создают возможность закрепления у власти действующей властной группы. Это достаточно забавный аргумент, поскольку употребляющие его думают, что бороться за власть – это нехорошо. То есть вот когда они борются за власть – это нормально, а когда другие – это нехорошо. Употребление этого аргумента – не более чем свидетельство осознания оппозиционными группами, что у них недостаточно сил, недостаточно электоральной поддержки, чтобы самим воспользоваться теми возможностями, которые дадут эти изменения людям, находящимся у власти. Это характерный пример смены оценок в зависимости от позиционирования в политике. И я не оцениваю и тем более не осуждаю политиков: таковы правила игры и они в нее с упоением играют. Но и мы должны понимать, что все эти люди, выступающие сегодня против изменений конституции, придя к власти, первым делом начнут ее менять. Потому что там не ни одного человека, включая самого Текебаева, который считает, что это хорошая конституция. Мы помним, как он еще год назад признавал необходимость изменений и даже сам вносил предложения.
Другие аргументы – о якобы необходимой стабильности конституции и о процедурных нарушениях вообще носят формально юридический характер. И они исходят, кстати от юристов и правозащитников. Я не хочу их вообще обсуждать, потому что это вопрос философии права. А, на мой взгляд, философия права всегда вторична по отношению к философии жизни и даже философии управления. Право – не более чем инструмент. И попытки абсолютизации его, вознесения его на вершину регуляторного статуса – это профессиональный психоз.
5. При этом я не являюсь сторонником тех, кто полагает, что конституционные изменения не имеют значения вообще, что неважно, что написано в конституции, что может быть любая форма правления, лишь бы люди во власти были хорошие.
Уповать на хороших людей, все равно – на просвещенного диктатора или на впитавший демократию с молоком матери народ, – в нашей ситуации одинаково бессмысленно.
Нам нужна развивающая, продвигающая к определенной цели и в то же время имманентная для ментальности кыргызского общества, совместимая с ним по тканям, конструкция устройства власти.
Обратите внимание, что бы ни было написано в наших конституциях, люди живут по своим правилам. И нам не удастся избавиться от киношного, виртуального характера властных институтов и политики вообще, если мы будем продолжать жить по модельным конституциям, не будем опираться на реальную жизнь и реальные законы сосуществования людей в кыргызском обществе.
Основные реперы этой реальной, а не модельной реформы системы управления понятны:
– это переворот пирамиды власти с головы на ноги. Запуск полномочного местного самоуправления как основы народовластия в стране.
– это отказ от патримониальной системы власти страны. Перефункционализация пока еще сохраняющегося института президента и отказ от него после введения нового конституционного порядка. Подлинно представительские принципы и порядок формирования законодательной власти. Кардинальная реформа исполнительной власти.
– это административно-территориальная реформа, переход к программному развитию новых регионов, сформированных по целеологическим, содержательным, а не формально-территориальным основаниям.
– это не выдумывание все новых и новых костылей – советов, названий – для существующей, а комплексное реформирование всей правообеспечивающей системы.
– это смена роли и функций государства в управлении экономикой, социальной сферой, человеческим развитием.
– это, наконец, хотя это самое главное, смена управленческих элит.
Ну и далее в этом духе…
Вот такую конституционную реформу надо готовить сейчас, не торопясь. Вполне реально хотя бы к 25-летию суверенной конституционной истории или, ничего страшного, даже к 2020 году получить наконец нормальную кыргызскую, а не списанную у других стран, конституцию. И если уж поддерживать идею широкого конституционного совещания, то именно для такой работы, а не для обсуждения: сколько раз может премьер-министр ставить вопрос о доверии.
Если мы это сделаем, это и будет третья, на этот раз настоящая революция.
Пока же мы видим политическую Санта-Барбару, участники которой думают, что это и есть жизнь.
Такое вот кино. Поэтому давайте запасаться попкорном и продолжать быть зрителями в этом кинозале, который называется «сегодняшняя кыргызская политика».
Реальная жизнь и реальная политика это другое, как там в известном киносериале: the truth is out there.
Источник: «Фергана»
