Результаты выборов и опросы общественного мнения неизменно подтверждали наличие обширного слоя людей, готовых поддерживать Путина, казалось бы, при любых обстоятельствах.
На всех выборах президент получал от 52,9 до 76,7% голосов. Рейтинг одобрения президента, взлетевший с 33 до 80% осенью 1999 года, больше никогда не опускался ниже 59% по подсчетам «Левада-центра». Схожую картину рисуют и другие социологические службы. По данным ВЦИОМ, в октябре 2015-го главу государства поддерживали рекордные 89,9% населения.
Даже в период «Болотной», когда авторитет власти был сильно подорван фальсификациями на выборах, путинское большинство продолжало существовать, составляя от 50,7 (ВЦИОМ) до 63% («Левада-центр»).
И, хотя отсутствие реальной политической конкуренции серьезно дискредитировало эти достижения, утверждение о том, что путинское правление так или иначе опирается на согласие большинства, редко всерьез оспаривалось.
Однако в последнее время идею путинского большинства все чаще критикуют. Эксперты говорят, что высокие цифры в рамках опросов и во время голосования основаны не на всенародной поддержке, а на ее видимости. В частности, они указывают на беспрецедентное административное принуждение и подтасовки во время недавнего плебисцита, в которых не было бы необходимости при наличии реальной поддержки со стороны россиян. Некогда мощная коалиция сторонников президента теперь, возможно, в значительной степени состоит из людей, просто готовых повиноваться указаниям начальства, а не из идейных приверженцев путинизма.
Эволюция путинского большинства
Термин «путинское большинство» появился в начале нулевых с легкой руки политтехнолога Глеба Павловского, считающегося одним из ранних архитекторов режима.
В 2003-м он описывал его как широкую общественную коалицию, объединенную доверием к Путину как лидеру, возвращающему дееспособность государству.
Согласно тогдашним взглядам Павловского (позднее перешедшего в оппозицию власти), это был либерально-консервативный фронт прагматиков, «скорее ценящих свободу, чем радости распределения, и скорее сильную государственность, чем блага анархии».
Первое путинское большинство виделось умеренной альтернативой двум крайностям: коммунистам с их идеей реставрации СССР и «нынешней власти», то есть слабой и коррумпированной ельцинской бюрократии.
В то время к нему относили молодежь, предъявлявшую запрос на обновление власти, часть либерального электората (боявшегося коммунистического реванша) и «патриотов», впечатленных победами в Чечне.
Путинскому большинству была суждена долгая жизнь, в течение которой идея не раз меняла содержание.
Когда в начале 2010-х на улицы вышли тысячи москвичей, требовавших честных выборов, пропаганда противопоставила им «условный Уралвагонзавод».
Начальник цеха этого предприятия Игорь Холманских, пообещавший президенту «выйти с мужиками и отстоять свою стабильность», стал олицетворением нового путинского большинства.
Теперь Путин выглядел уже не реформатором, а гарантом сохранения сносного уровня жизни, достигнутого в «сытые» нулевые, ценой отказа от политических реформ.
Его опорой считали рабочих ренационализированных предприятий, а также бюджетников, пенсионеров и селян, чье материальное положение в те годы несколько улучшилось.
Своего зенита путинское большинство достигло в год аннексии Крыма, когда оно превратилось в «путинские 86%». Но его питал уже не угасающий экономический рост, а национализм и антизападный ресентимент.
Социальной базой Путина объявляли уже не столько обывателей, желающих «чтоб завтра было так же, как вчера», сколько экзальтированных патриотов, в умах которых, по модному в ту пору выражению, «холодильник еще не победил телевизор».
Последней демонстрацией единения Путина с народом стал плебисцит по поправкам в Конституцию, проходивший на фоне пандемии коронавируса.
В отсутствие экономических или внешнеполитических успехов, Кремль сделал ставку на традиционные ценности: семью, религию, историческую память, нравственные устои. Однако некоторые эксперты сомневались в том, что «путинское большинство 3.0», базирующееся на столь шатких основаниях, окажется жизнеспособным. Кроме того, сообщалось о многочисленных нарушениях при голосовании, «от принуждения к волеизъявлению до открытых вбросов», что подрывает сам тезис о всенародной поддержке выдвинутых Кремлем идей.
Эрозия большинства
О кризисе путинского большинства заговорили вскоре после успешных для Путина мартовских выборов 2018 года. Переломным моментом стала пенсионная реформа, разочаровавшая многих россиян.
«Люди чаще всего называют пенсионную реформу как ключевой момент даже не изменения качества их жизни, а понимания, что Путин не является представителем бедных или бюджетников», – констатирует Олег Журавлев, сотрудник Лаборатории публичной социологии.
Объявление о готовящемся повышении пенсионного возраста прозвучало 8 мая, а уже к июлю рейтинг Путина обрушился к докрымскому уровню – с 81,5 до 62,5%, по данным ВЦИОМ.
Тогда же улетучился и оптимизм россиян относительно собственного будущего. В мае 2018-го его разделяли 58% опрошенных, а в июне – уже 36%. С тех пор ни популярность президента, ни надежды на лучшее так и не стали прежними.
Важную роль в размывании путинского большинства сыграла позиция людей предпенсионного возраста, испытывающих проблемы с трудоустройством и рассчитывавших выйти на пенсию в 55-60 лет.
Именно 45-60-летние избиратели обеспечили победу Путина на выборах в марте 2018-го. Однако в январе 2019-го его деятельность одобряло на 20% меньше предпенсионеров, чем годом ранее: 59%. Сегодня поддержка главы государства в этой возрастной группе лишь немногим выше: 61%.
Тогда же в оппозицию Путину перешла значительная часть молодежи. Если в начале 2018-го президента положительно оценивали 80% респондентов «Левада-центра» в возрасте 18-24 лет, то спустя год уже 70%, а сегодня – лишь 51%.
Схожим образом поменялось отношение к Путину людей «раннезрелого» возраста: 25-39 лет.
В бой идут одни старики?
Стабильную поддержку Путину выказывают лишь россияне старше 55-ти, меньше пострадавшие от пенсионной реформы и больше доверяющие телевидению, чем интернету. В начале 2018-го президента одобряло 82% пожилых, в январе 2019-го – 72%, а сейчас, как и год назад – 74%.
Мнение о том, что дела в России идут в правильном направлении, разделяют 57% тех, кому за 55 (против 43-47% людей других возрастов).
Именно на них и колеблющихся предпенсионеров будут направлены пропагандистские усилия Кремля по укреплению путинского большинства накануне думских выборов, считает историк и политолог из Шанинки Илья Будрайтскис.
«Путинское большинство, как оно формируется и осмысливается сегодня, связано … с поколенческими различиями. Последние протесты государственные медиа изображали в качестве выступлений безответственной молодежи, у которой нет семей – чего-то, что требует защиты. Такой характер протестов придает путинскому большинству характер коалиции старших и средних поколений против значительной части молодежи», – говорит собеседник Eurasianet.org.
О том, что Кремль пытается разыграть эту карту свидетельствуют обвинения оппозиции в вовлечении несовершеннолетних в протесты и неуважении к ветеранам. Кроме самого Навального в этом недавно обвинили 14-летнего подростка, грубо унизившего деда после спора о митингах.
Подобные выходки, несомненно, бывали и раньше, но теперь они становятся материалом для пропаганды, разжигающей ненависть к несогласным.
Задачу облегчает риторика оппозиционеров, настойчиво противопоставляющих будущее прошлому и прозвавших Путина «бункерным дедом».
Аргумент, что протесты угрожают не только Путину, но и старшему поколению в целом, может подействовать на пожилых людей, зачастую придерживающихся просоветской ориентации.
«Мы для них совки, деды… мы росли, когда гаджетов не было, нам пора уйти с дороги молодых и прочий бред», – выразил это настроение политик и видеоблогер Николай Платошкин, популярный у возрастной аудитории.
С кем пойдут «забытые россияне»?
Другим «ресурсом легитимности» для властей могут стать жители провинции с невысоким уровнем образования, опасающиеся за свои доходы.
Некоторым представителям элиты они, возможно, представляются тем самым «глубинным народом» о котором три года назад писал прокремлевский идеолог Владислав Сурков.
Противопоставление столичных «креаклов» (образованных и высокооплачиваемых, но вечно недовольных и не приносящих реальной пользы обществу зазнаек) и провинциальных «ватников» (зомбированных телепропагандой обывателей) сослужила хорошую службу Кремлю в первой половине 2010-х, когда оно провоцировало «культурные войны» в обществе. Нечто подобное может повториться и теперь.
По данным «Левада-центра», за поправки в Конституцию, позволяющие Путину снова стать президентом, голосовало лишь 53% опрошенных, окончивших вузы (что согласуется с исследованиями социального состава участников недавних акций в поддержку Навального).
В то же время, от 63 до 73% респондентов со средне-профессиональным, средним или начальным образованием поддержали «обнуление». Причем, чем ниже образовательный статус респондентов, тем выше среди них доля голосовавших «за».
В Москве и мегаполисах за пересмотр Конституции высказались лишь 44-47% жителей, утверждает левадовский опрос. Такую же картину показывали неофициальные экзит–поллы, проведенные в двух столицах группой исследователей под руководством социолога Григория Юдина (экзит-поллы ВЦИОМ и ФОМ демонстрировали иной расклад голосов).
Таким образом, наличие путинского большинства в больших городах может быть если не опровергнуто, то поставлено под вопрос.
Зато, по мере уменьшения населенного пункта, поддержка путинских поправок росла. В средних городах за них было 57% избирателей, в малых – 67%, на селе – 72%.
Активнее всего за «обнуление» голосовали пенсионеры (80%) и служащие (60%). К последним, несомненно, относятся бюджетники, административная мобилизация которых послужила важнейшим инструментом повышения явки на плебисцит.
Пойдет ли за Путиным «условный Уралвагонзавод», не столь очевидно. Согласно «Левада-центру», изменение Конституции поддержало 58% рабочих, что лишь немногим меньше доли лояльных избирателей среди служащих.
Однако удельный вес голосовавших «против» (32%) среди рабочих выше, чем среди бюджетников (23%) и пенсионеров (13%). Он почти равен доле открытых оппозиционеров в группах с наибольшим протестным потенциалом: учащихся, предпринимателей и специалистов.
«Лишь бы не хуже»
Активнее всего за поправки голосовали россияне, чьих заработков хватает на еду, одежду и товары длительного потребления (что в России считается маркером среднего достатка).
Но, в отличие от рубежа нулевых и десятых, это вряд ли говорит об удовлетворенности стабильностью, ушедшей в небытие вместе с дорогой нефтью.
Экономическое самочувствие россиян сильно ухудшилось в четвертое президентство Путина.
Индекс потребительских настроений «Левада-центра», отражающий мнение людей об их материальном положении и перспективах, снизился с 87 до 67 пунктов с марта 2018-го. Схожий показатель ВЦИОМ упал с 66 до 49 пунктов.
На момент президентских выборов лишь 28% собеседников ФОМ полагали, что экономическая ситуация в стране ухудшается. В прошлом ноябре так думало уже 59%.
Пессимизм превалирует во всех доходных группах, кроме самой обеспеченной, а среди бедных просто зашкаливает. Однако даже эти настроения власть может повернуть себе на пользу, считает политолог Илья Будрайтскис.
«Идею (путинского большинства) пытаются наполнить новым содержанием, в котором … есть черты старого. [Оно] связано с угрозой нестабильности, пересмотра даже такого положения, которое многих не удовлетворяет, но, по сравнению с которым, может быть хуже. В этом смысле идея путинского большинства сегодня сводится к известной консервативной формуле: привычное, знакомое, всегда предпочитается непривычному и незнакомому», – считает эксперт.
Вывод подтверждает исследование Московского центра Карнеги, показывающее, как видят будущее представители разных идеологических лагерей.
Все они, включая «путинистов», не ждут от действующего президента каких-либо перемен к лучшему. Причем лоялисты разделяют с оппозиционерами раздражение элитой, и нередко даже критикуют президента за попустительство. Тем не менее, многие из них верят, что без Путина жизнь станет еще хуже: «отберут Крым», вернутся «лихие 90-е» и прочее.
Получится ли сплотить новое путинское большинство вокруг столь безрадостной повестки, во многом зависит от того, сумеет ли оппозиция предложить более содержательную альтернативу, полагает Будрайтскис.
Власть цифры
Цифры, наглядно демонстрирующие легитимность правления, являются фетишем для руководства страны и целевым показателем для чиновников более низкого ранга, организующих голосование. При этом итоги волеизъявления все меньше отражают общественную реакцию на происходящее, полагает социолог и философ Григорий Юдин, профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук.
По версии исследователя, видимость всенародной поддержки Путина на прошлогоднем плебисците создали путем беспрецедентного административного принуждения и подтасовок.
С этой точки зрения, путинское большинство следует рассматривать скорее как деполитизированных людей, готовых повиноваться указаниям начальства, чем как сознательных сторонников президента. Причем, чем более грубые методы использует власть, чтобы мобилизовать этих людей, тем выше вероятность реполитизации (то есть проявления более критической позиции).
Сила путинского большинства не в том, что за ней стоит армия убежденных противников перемен, а в том, что в его существование верит значительная часть общества, считают оба эксперта.
Этой вере способствуют опросы общественного мнения, обладающие силой самосбывающегося пророчества.
«Людям обычно задаются те вопросы, которые предполагают ожидаемые ответы, воспроизводящие разделение на абсолютное большинство, поддерживающее то, что есть …, и меньшинство, которое постоянно хочет все менять и стремится к чему-то новому», – убежден Будрайтскис.
В качестве идеологической конструкции путинское большинство имеет потенциал к развитию, так как переосмыслять ее можно до бесконечности. Как и любая идеологема, поддерживаемая материальной силой, оно может стать реальностью, по крайней мере, на время. Однако сегодня путинское большинство переживает кризис, так как все меньше людей готово причислять себя к нему, объясняет свою точку зрения политолог.
Жонглирование формальными показателями легитимности может продолжаться еще долго, но не поможет властям в случае полномасштабного политического кризиса, считает Юдин.
«Сначала сменится режим, потом цифры», – резюмирует свою позицию социолог.
Источник: “Russian.eurasianet.org”
ОСТАВИТЬ СВОЙ КОММЕНТАРИЙ