Статья из журнала: Советская тнография, 1955 – N 2 – C.16-26
Настоящая статья вызвана необходимостью не только подытожить накопившиеся за последние годы материалы, но и поставить на обсуждение научной общественности некоторые принципиальные вопросы этногенеза одного из народов Средней Азии – киргизов, запутанные под влиянием ошибочных положений Н.Я. Марра, якобы направленных против национальной ограниченности, а на деле способствовавших развитию ложных, буржуазно-националистических концепций.
Крайний автохтонизм Н.Я. Mappa способствовал развитию взглядов, согласно которым предки той или иной народности оказывались только там, где эта народность обитает в настоящее время. Так, например, вне учета восточных инфильтраций в лице тюркоязычных племен и народностей Южной Сибири и Центральной Азии, некоторые авторы рассматривали носителей андроновской культуры казахстанских степей как прямых предков казахов. При этом не учитывалось, что, по археологическим и антропологическим данным, ближайшими потомками андроновских племен были на западе савроматы, на востоке сакские племена, и те и другие ираноязычные. Только в результате ассимиляции часть сакских племен стала тюркоязычной. Андроновская культура в какой-то части вошла в состав культуры казахов, но язык, расовый тип не могли возникнуть здесь в результате трансформации. Процесс был намного сложнее.
Последователи Н.Я. Марра решали эту проблему просто. Андроновские, а также более поздние племена – сакские, савроматские – объявлялись “яфетическими”. Из “аморфно-яфетического” состояния в результате “взрыва” появились, с одной стороны, ираноязычные, с другой – тюркоязычные племена. Так поступал и автор настоящей статьи [1]. Вслед за Н.Я. Марром я полагал, что общность экономической базы порождает обязательно общую этническую принадлежность, т.е. упрощал, обеднял конкретно-исторический процесс, что нашло свое наиболее яркое отражение в моей специальной работе, посвященной проблемам тюркского этногенеза [2]. К сожалению, последняя работа оказала влияние и на некоторых других историков, которые либо прямо опирались на мои выводы, либо, выступая с критикой моих положений, видели источник ошибок не в том, в чем следовало.
Ошибочные концепции нашли отражение в ряде статей и докладов, где под флагом борьбы с космополитизмом отрицались культурные связи казахов, киргизов и т.д. с другими народами Средней Азии. Некоторая часть научных работников Киргизии и Казахстана особенно протестовала против концепции о согдийской колонизации Семиречья и ее роли в развитии городской и земледельческой культуры этой страны. К сожалению, протесты не сопровождались аргументами, и голословная критика повисала в воздухе.
Теория автохтонизма сыграла заметную отрицательную роль в изучении истории народов Средней Азии. Многие из нас трактовали происхождение народов Средней Азии от “генеалогического древа”, выросшего исключительно на той же почве, на которой сформировались современные народы, фактически отрицая культурные связи народов Средней Азии.
Преодоление ошибок, допущенных как автором настоящей статьи, так и другими исследователями, должно сопровождаться позитивным решением вопроса. Именно эту цель и преследует предлагаемая статья, в которой автор, учитывая критические замечания по поводу его прежних работ, пытается предложить характеристику некоторых основных этапов истории сложения киргизской народности. Автор опускает здесь общую характеристику проблем тюркского этногенеза, чему посвящена другая специальная работа.
Этнические и культурные общности в условиях Средней Азии в районах оседло-земледельческого хозяйства складывались скорее и прочнее, чем в районах скотоводческих. Другими словами, у оседлого населения Средней Азии, в частности у таджиков, элементы национальной культуры сложились раньше, чем у кочевников. Из этого отнюдь не следует, что кочевники развивались по каким-то особым законам истории. Речь может идти только о конкретных путях, темпах и времени сложения этнических особенностей.
Если для I тысячелетия до н. э. мы можем говорить об этнических именах предков современных народов, то мы еще не можем ничего с уверенностью сказать об этнической принадлежности этих народов. Сармато-аланы первых веков н.э. – это еще не туркмены, древние киргизы Енисея III в. до н.э. – это еще не тяньшанские киргизы, бактрийцы конца I тысячелетия до н.э. – это еще не таджики. Об этом С.П. Толстов говорил на сессии по этногенезу народов Средней Азии в 1943 г.: “При наличии очень давно сложившихся историко-территориальных общностей, на базе которых из разнородных, аборигенных и пришлых этнических элементов шел процесс консолидации современных среднеазиатских народов, ни один из этих народов не восходит непосредственно к какой бы то ни было из этнических групп древности. Наоборот, как правило, как древние местные, так и пришлые народы вошли в различных пропорциях в состав нескольких, а иногда и всех народов Средней Азии, а частью и народов за ее пределами” [3].
На данном этапе наших исторических знаний мы еще не всегда можем точно установить, какое этническое ядро было основным при сложении той или иной народности Средней Азии. Несомненно, что в сложении таджикского народа сыграли большую роль прежде всего саки, бактрийцы, согдийцы и тохары, но до сих пор неясно, кто из этих племен и народностей был носителем древнетаджикского языка. Кроме бактрийцев, язык которых неизвестен, остальные этнические группы говорили на северноиранских языках, между тем таджикский язык относится к западноиранской (по другой терминологии, южноиранской) ветви. Совершенно ясно, что культура Согда имела огромное значение в формировании культуры узбеков, но согдийцы были ираноязычны, следовательно, “трансформироваться” в тюркоязычных узбеков они не могли и, очевидно, были “отюречены” по языку другими тюркоязычными племенами, вероятнее всего, из числа племен Западнотюркского каганата и особенно карлуками Но поставить знак равенства между племенами Западнотюркского каганата или карлуками, с одной стороны, и узбеками, с другой – нельзя, так как известно, что значительная часть племен Западнотюркского каганата, например, конфедерация племен дулу, вошла в состав казахских дулатов. В деталях этот процесс еще не известен. Осмысление его только еще намечается, и то, что известно, заставляет отвергать попытки прямых отождествлений современных народностей с одной из древних. Не следует забывать различие путей сложения культуры и особый путь развития языка – главнейшего показателя этнической принадлежности.
Различные тюркские племена, чаще всего южносибиpcкoгo (алтайского), центральноазиатского и особенно семиреченского происхождения, смешавшиеся с кушанскими и согдийскими племенами среднеазиатского Междуречья, заложили основы узбекской народности еще в пору Западнотюркского каганата VI—VIII вв. Эти скрещивания еще более усилились в период караханидов, на территории государства которых сложились узбеки, вплоть до XVI в не перестававшие впитывать другие племена. Сходный с узбеками и почти одинаковый по времени процесс претерпели туркмены, в образовании которых решающую роль сыграли огузы, объединившие группу местных сармато-аланских и эфталитских (гуннских) племен.
Быть может, наиболее молодыми образованиями являются казахи и киргизы, у которых при наличии древних предков и ранних государственных образований процесс сложения народности был прерван монгольским завоеванием, а затем тормозился слабым развитием земледельческой культуры и рядом особых конкретно-исторических условий. Одним из таких тормозящих условий явилось расселение киргизов за пределы Енисея и Южной Сибири и долгое подчинение их различным другим народам.
Все народы Средней Азии, а особенно казахи и киргизы, исторически сложились из разных племен, народностей и рас. В отношении киргизов, например, письменные источники отмечают различие в антропологических особенностях на протяжении только одного тысячелетия. Я имею в виду описание гяньгунь на рубеже н.э. китайцами и киргизов в XI в. в сочинении Гардизи. Именно у кочевых народов особенно разительны скрещивания, отмечаемые не только данными письменных источников, но прежде всего этнонимикой этих племен. Оставляя в стороне все возможные реконструкции племенных названий в китайской транскрипции, укажем, что этнонимика отражает многие общие племенные названия у киргизов, с одной стороны, и у казахов, узбеков, туркмен, с другой например, толес, дулу, канглы, конграт, монгол, джалаир, кытай и другие. Это свидетельствует об известной общности этнического состава, о разделении ряда древних племен и вхождении их отдельных частей в различные этнические образования. Не случайно поэтому во многих проявлениях национальной культуры этих народов наблюдаются этнографическое родство, общность сюжетов в фольклоре и т.п. – прямой результат общности их исторического развития.
Особенность этногенеза киргизов заключается в том, что их формирование шло на двух территориях: по берегам Енисея и на Тянь-Шане. Более древней ветвью киргизов является енисейская. Процесс развития киргизских племен на Енисее привел их в эпоху возникновения классового общества к созданию собственного государства и к сложению специфических черт культуры, в частности, рунической киргизской письменности на так называемом литературном языке орхонских тюрков [4].
Политическая и экономическая изолированность енисейских киргизов и самостоятельный путь их исторического развития способствовали расширению экономической основы их хозяйства и возникновению своеобразных черт в их быту. Существенную роль в этом сыграло появление у них земледелия как подсобной отрасли хозяйства, а также городов-ставок и развитого ремесла, особенно металлургического.
Енисейские киргизы развивали экономические связи и с соседними областями, о чем достаточно ясно свидетельствуют данные письменных источников и памятники материальной культуры. Вспомним хотя бы известное указание китайской летописи Таншу для VII—VIII вв. о том, что киргизы были “всегда в дружественных связях с Даши (арабы, Средняя Азия. – А. Б.), Туфанью (Тибетом) и Гэлолу (карлуками Семиречья)” [5]. И далее: “Из Даши не более двадцати верблюдов приходило с узорчатыми шелковыми тканями; но когда невозможно было уместить всего, то раскладывали на двадцать четыре верблюда. Такой караван отправляли раз в каждые три года” [6].
Экономические связи осуществлялись также в результате военных операций, которые нередко завершались военно-политическими союзами, о чем, например, прямо говорит руническая стела в честь Кюль-Тегина, повествуя о киргизском вожде Барсбеге. В ней сказано, что тюрки “даровали ему титул кагана и дали ему (в супружество) мою (Кюль- Тегина. — А. Б.) младшую сестру-княжну” [7]. Военные походы енисейских киргизов приводили их на юг, в степи Монголии и к границам Китая, и на запад – на Алтай и в Семиречье. Прямым следствием этих походов было, во-первых, включение в состав киргизов иноплеменных элементов, прежде всего племен Алтая, и в связи с этим появление некоторых культурно-бытовых черт некиргизского происхождения; во-вторых, это привело к заимствованию киргизами некоторых черт культуры из Китая и Средней Азии, что ясно прослеживается в памятниках искусства.
К примерам первого порядка следует отнести “жекающий” киргизский язык, отличающийся от “йокающего” языка письменности; наличие в киргизском фольклоре (эпос “Манас”) упоминания о территории Алтая как родине отца Манаса – Жакыпа. Вспомним, наконец, указание летописи Таншу о том, что государство киргизов “на восток простиралось до Гулигани (курыкане Прибайкалья. – А. Б.), на юг до Тибета, на юго-запад до Гэлолу (т.е. Семиречья – А.Б.)” [8]. Среди примеров второго порядка отметим такие выдающиеся памятники искусства, как бронзовые накладки на чепрак седла из Копенского Чаатаса, в которых археологам С.В. Киселеву и Л.А. Евтюховой удалось с достаточной убедительностью проследить и переднеазиатские и китайские мотивы [9].
В процессе военных походов и приобщения к другим культурам совершенно неизбежно происходила утрата некоторых самобытных черт культуры. С точки зрения тюркских каганов это представляло большую опасность. Напомню в этой связи замечательные слова текста Кюль-Тегина и Бильге-хана, с которыми они обратились к своим дружинам:
“У китайского народа, дающего (нам теперь) без стеснения (нас) столько золота, серебра, зерна и шелка, (всегда) была речь сладкая, а дары мягкие; прельщая сладкой речью и роскошными дарами, они столь сильно привлекали к себе далеко (жившие) народы; (те же) поселясь вплотную (с китайцами), усвоили себе там “образованность”. Однако истинно) хороших, мудрых, людей, добрых витязей они не (могли) сдвинуть (с места): но уж если один кто-нибудь (из тюрок) соблазнялся в этом отношении, то они (китайцы и их сторонники) не отпускали его (более) к его челядинцам, к его народу, к себе на родину. Дав себе прельстить их сладкой речью и роскошными дарами, ты, о тюркский народ (и на моей памяти) погиб в большом количестве. О, тюркский народ, (такова была) твоя погибель; когда ты, о тюркский народ, желал селиться справа (на юге) не только в Чугайской черни, но и в Тунской равнине, это была твоя погибель, (ибо) там “образованные” люди так подстрекали тебя, говоря “Кто живет далеко, дает плохие дары, кто живет близко, дает хорошие дары”, этими словами они так (сильно) подстрекали тебя (поселиться рядом с китайскими). И вот вы, люди, не обладавшие (истинной) мудростью, послушавшись этой речи и, подойдя вплотную (к китайским пределам), погибли (там) в большом количестве. Итак, о тюркский народ, когда ты идешь в ту страну, ты становишься на краю гибели; когда же ты, находясь в Утукенской стране (Хангай), лишь посылаешь караваны (за подарками), а сам остаешься в Утукенской черни, где нет богатств, (но) нет и стеснения (со стороны китайцев), то ты можешь жить, поддерживая свой вечный племенной союз” [10].
Эта тема не нова. Характерно, что еще при гуннах (II в. до н. э.) шаньюя Лаошан Цзиюя его советник Чжунсинюе предостерегал от приобщения к китайской культуре следующими словами:
“Численность гуннов не может сравниться с населенностью одной китайской области, но они потому сильны, что имеют одеяние и пищу отличные, и не зависят в этом от Китая. Ныне, шаныой, ты изменяешь обычаи, и любишь китайские вещи. Если Китай употребит только 1/10 своих вещей, то до единого гунны будут на стороне дома Хань. Получив от Китая шелковые и бумажные ткани, дерите одежды из них, бегая по колючим растениям, и тем показывайте, что такое одеяние прочностью не дойдет до шерстяного и кожаного одеянья. Получив от Китая съестное, не употребляйте его и там показывайте, что вы сыр и молоко предпочитаете им” [11].
Как видно, еще во II в. до н.э. и в аналогичной киргизам среде стоял вопрос о сохранении своих этнических особенностей, обычаев и быта. Эти тексты раскрывают значение самобытности, цементировавшей общность народа. Значение военных походов енисейских киргизов далеко не исчерпывалось указанными экономическими обстоятельствами. Их следствием было проникновение части киргизов на Тянь-Шань, особенно усилившееся в VIII-Х вв., когда окончательно укрепляется тяньшанская ветвь киргизов.
Напомню основные данные о переселении енисейских киргизов на Тянь-Шань [12]. Появление енисейских киргизов на Тянь-Шане связано с движением Чжичжи шаньюя в 49-47 гг. до н.э., когда первые группы киргизов осели в Северном Притяньшанье (долина Таласа). В начале III в. н.э. китайский источник Вэйлио отмечает наличие западной ветви гяньгунь (киргизов) в районе Семиречья. Киргизский вождь Пицьсе Туньге Гинь (VII в.) на Енисее находился в генеалогическом и брачном родстве с представителями тюргешской и карлукской знати Семиречья. Для того же времени характерно наличие в Семиречье рунического енисейско-киргизского письма и памятников материальной культуры (Кочкорский клад, украшения сбруи, одежды, оружия), в значительной степени аналогичных енисейским. Имеются совершенно определенные указания таких источников, как “Худуд-ал-Алам” и сочинение Истахри о пребывании киргизов на Тянь-Шане в Х в., причем “Худуд-ал-Алам” упоминает к северу от Тянь-Шаня “город киргизского хана” [13]. Однако эти свидетельства, отмечая постепенное накопление киргизских племен на Тянь-Шане, еще не дают нам оснований говорить об их преобладании здесь ни в этническом, ни в культурном, ни в политическом отношении, особенно в домонгольский период.
Анализ эпических сюжетов, языка, орнамента и памятников материальной культуры Тянь-Шаня этих периодов, а также современная этнография киргизов ярче всего огражают алтайские сюжеты и аналогии, свидетельствуя о движении киргизов через Алтай и степи Монголии. Кроме указанных выше археологических и письменных фактов, эти сюжеты ярче всего представлены в эпосе “Манас”; существенные данные в этом плане дает и киргизская этнонимика, на что обращал внимание Н. Аристов [14]. В VI-Х вв. они просачивались на Тянь-Шань под водительством “князей-удачников”, не создав, однако, на Тянь-Шане собственного государства. Переселившиеся на Тянь-Шань енисейские киргизы, скрещиваясь по пути с племенами Алтая и Центральной Азии, проникали в этнически чуждую среду, попадали в культурную и политическую зависимость от местных тяньшанских этнических и государственных образований. В древности это были усуни, позднее – западные тюрки, тюргеши, карлуки и в первую очередь согдийцы. Это были также уйгуры, ягма, каракитаи и другие этнические массивы.
Именно в этой среде и в культурных связях с ней (прежде всего с племенами и народами Средней Азии и оазисов Восточного Туркестана) развивалась история киргизов Тянь-Шаня в домонгольский период. Киргизское племенное меньшинство, приходившее с Енисея, неизбежно попадало под воздействие большинства коренных племен и народов Тянь-Шаня, часть которых стояла на более высоком экономическом и культурном уровне. Естественно, что больше всего родства могло появиться у древних киргизов с кочевыми обитателями этой страны.
Археологические исследования в Семиречье и на Тянь-Шане [15] позволяют раскрыть следующие основные этнические и культурные события на этой территории, начиная со II тысячелетия до н.э. и особенно с сакского периода. Во-первых, сложение местной этнической основы, которую мы именуем сако-усуньской, представленной погребениями в грунтовых ямах под перекрытием кромлехообразного типа. Во-вторых, систематические и непрекращающиеся взаимодействия племен Тянь-Шаня с южносибирской этнокультурной средой, что документируется, в частности, каменными могилами, погребениями под накатами из бревен и двукамерными могилами. Южносибирские связи прослежены со II тысячелетия до н. э. до Х в. н. э. В-третьих, начиная с рубежа н.э. – появление центральноазиатского этнического компонента, представленного катакомбной культурой Тянь-Шаня, причем район распространения этих племен в основном совпадает с современным расселением киргизского народа. В катакомбной культуре мы видим очень много черт родства с культурой киргизов. Происхождение катакомбной культуры Средней Азии весьма сложно. Носители этой культуры, по всей вероятности, племена гуннского союза, подверглись сильному воздействию со стороны сармато-аланских и иных племен Средней Азии и Казахстана. Чем позднее катакомбы III-V вв. н.э., тем меньше в них удерживается элементов культуры центральноазиатского происхождения, тем больше черт сармато-аланской культуры. С середины I тысячелетия н. э. отмечается бурное развитие оседлой земледельческой культуры и ремесла, связанное с проникновением сюда прежде всего согдийцев из среднеазиатского Междуречья.
Кочевые племена, в связи с отсутствием у них многих отраслей производства (особенно земледелия), добывали недостающие им предметы потребления путем обмена или войн с оседлым населением и тем самым знакомились с культурными навыками последнего. Так, влияние согдийского мастерства ярче всего проявлялось в строительном деле и керамическом ремесле. Наряду с согдийским влиянием в западном Тянь-Шане столь же активно выступает влияние Ферганы, о чем говорят строительная техника и содержание культурных слоев в городищах Тянь-Шаня (Чалдывар на р. Манакельды, Токуз-Тароу, крепость Ширдакбек, Кошой-Курган и др.).
Вторым важным условием, определившим этногенез тяньшанских киргизов, – была политическая власть тяньшанских государств над киргизами: Западнотюркский каганат VI-VIII вв., карлукское государство VIII-Х вв., караханидское XI-XII вв., каракитайское XII в. У нас нет никаких данных утверждать, что эти государства были киргизскими.
Наоборот, есть все основания утверждать, что киргизы подчинялись этим государственным образованиям. Эти государства расчленили киргизские племена, в силу чего в состав древних киргизов (как и узбеков, казахов) вошли другие этнические компоненты, причем этот процесс в XIII в. еще не завершился. Напомню такие этнические названия домонгольского периода, как кущу-гэшу, нушиби-усунь, толес и другие; или же послемонгольского периода, как монгодор, монгуш, кипчак, найман, аргын и т.п. [16].
Это свидетельствует о том, что процесс складывания киргизской народности продолжался и в послемонгольский период, что в состав киргизских племен входили все новые и новые этнические массы, несшие и новые элементы будущей национальной культуры киргизов. Вот почему материальная культура, искусство и фольклор киргизов, наряду с древними киргизскими мотивами, хранят и те элементы культуры, которые только со временем стали киргизскими. Культура киргизов, взятая во всем ее многообразии, показывает, какие этнические пласты вошли в состав киргизского народа еще до того, как киргизы начали играть некоторую политическую роль на Тянь-Шане в XVI в.
В процессе формирования киргизского народа особенно большое значение имело массовое переселение енисейских киргизов на Тянь-Шань в IX-Х вв. Именно в Х в. западные авторы начинают выделять на Тянь-Шане киргизскую этническую группу, окончательно возобладавшую в послемонгольский период. Будучи кочевниками, обитателями горных долин Тянь-Шаня, они легче, чем оседлое население городов, перенесли удар монгольского завоевания. Они впитали в себя разнообразные тюркские племена на этой территории: ведь ираноязычное население этого района – согдийцы – были растворены в карлукском Семиречье уже в XI в., а Фергана начала “отюречиваться” с середины VII в., о чем говорят китайские письменные источники и эпиграфический материал. Этнический состав населения Тянь-Шаня становился более или менее однородным уже с VI-VIII вв н.э. и особенно с XI-XII вв., поэтому в состав киргизов Тянь-Шаня входили уже “отюреченные” ираноязычные племена, например, согдийцы.
Таковы, на наш взгляд, основные этапы этнической истории киргизов Тянь-Шаня. Они резко отличаются от этнической истории киргизов Енисея. Иначе, чем на Енисее, протекала также и социально-экономическая и политическая история киргизов.
Переселение киргизов на Тянь-Шань происходило постепенно. Исторические источники позволяют ясно выделить два основных этапа: I в. до н.э. и VIII-Х вв. н.э. Можно предположить, что третий этап переселения имел место при каракитаях и монголах, когда окончательно складывалась основная этническая масса киргизов на Тянь-Шане. Естественно, что такой постепенный процесс заселения киргизами Тянь-Шаня не мог привести к коренному изменению сложившихся на Тянь-Шане социально-экономических отношений. Так как археологические разыскания характеризуют киргизские племена главным образом в качестве сельской “кочевой округи”, то мало вероятно, что их экономика и социальный строй являлись ведущим укладом в историческом развитии Тянь-Шаня. Мне представляется возможным дать периодизацию истории тяньшанских киргизов на основе общей периодизации исторического процесса на Тянь-Шане и в Семиречье. Эту периодизацию я пытался неоднократно формулировать в своих историко-археологических работах. В общих чертах она сводится к следующим основным этапам, имея в виду в основном период до XVIII в.
Первый этап – это киргизы Тянь-Шаня в составе сако-усуньских и гуннских племенных союзов Тянь-Шаня и Семиречья, быть может, также горной Ферганы и Алая, – как кочевая военно-демократическая периферия государственных центров Средней Азии, в первую очередь Ферганы, Ташкентского оазиса, отчасти Согда и средней Сыр-Дарьи. Только в этом аспекте следует рассматривать роль предков киргизов в “эллинистическом” и кушанском периоде среднеазиатской “античности”.
Второй этап – V-VI вв. н. э. В Семиречье складываются свои оседлоземледельческие центры (Чу и Талас), по отношению к которым древнекиргизские племена среди других кочевых племен Тянь-Шаня сохраняют ту же роль кочевой периферии.
Третий этап – феодальный период; в Западнотюркском каганате, у тюргешей, а особенно в карлукском государстве VIII-Х вв., происходит процесс втягивания киргизских племен в русло феодального развития. Этот процесс усиливается в результате проникновения новых групп киргизских племен с Енисея с несомненно более высокоразвитыми общественными отношениями, чем у киргизов Тянь-Шаня. Наличие указания на город киргизского хана (“Кыргыз хан”) [17], усиление территориально-общинных связей, складывание отдельных территориальных групп киргизов, южных и северных, дают основание предполагать стабилизацию на базе развивающихся феодальных отношений некоторых черт, свойственных новой этнической категории – народности.
Недоразвитость этих отношений позволяет называть период IX-Х вв. раннефеодальным периодом в истории тяньшанских киргизов и первым этапом сложения киргизской народности на Тянь-Шане. В этот период государственные образования соседних народов стали преградой на пути самостоятельного государственного развития киргизов и их территориального сближения. Оставались не связанными синьцзянская, ферганская и тяньшанская ветви киргизов, не говоря уже об енисейской. На их пути стояла феодальная раздробленность каракитайского и караханидского государств, где киргизы продолжали оставачься в подчиненном положении. Это составляет четвертый этап их истории [18].
Пятый этап. Если в XV-XVI вв. киргизы, активно борясь за свою независимость, заслужили у своих угнетателей прозвание “диких львов Могулистана”, о чем сообщает нам Мухаммед Хайдар, то власть Могулистана и калмыков над тяньшанскими и приферганокими киргизами была той препоной, которая не дала развиться им в единую народность. Изоляция киргизов от оседло-земледельческих центров, экономическая обескровленность, политический гнет задерживали как распад патриархальных, так и развитие феодальных отношений, создав стабилизацию полупатриархальных-полуфеодальных отношений.
Шестой этап. Перекочевки киргизов с Тянь-Шаня в Синьцзян в XVI в., с Тянь-Шаня в Фергану в XVII в., нарушение их территориальной целостности, бесконечные расчленения племенных массивов киргизов и вхождение их различных частей в разные государства (Коканд, Китай, Казахские ханства) приводили к дополнительному смешению, разрыву нарастающего этнического единства, нарушению процесса создания экономической и культурной общности. Период, предшествовавший присоединению киргизов к Русскому государству в середине XIX в., особенно XVI-XVIII в., является периодом борьбы киргизов за независимость в условиях патриархально-феодальной раздробленности. Этот период достаточно ярко рисуют источники от Тарихи-Рашиди (XVI в.) до китайских Сиюй тучжи или Сиюй вэньцзяньлу (XVIII в.).
Китайские источники XVIII в. показывают племенную раздробленность киргизов. Они не только отмечают их деление на западных и восточных (очевидно, соответствующее в основном разделению их на группы адыгене и тагай), но и показывают внутриплеменное деление со стойкими военно-демократическими традициями. Источник Сиюй вэньцзяньлу сообщает, что
“владетели (цзюнь) их называются би. Иные би имеют от десяти до двадцати аманей (аулов), а другие – до тридцати аманей и людей (жэнь), которые называются их рабами (кулан). Хотя все называются бурутами, но би у них не один. Владетель (цзюнь) имеет свою землю и своих подданных (мин). Все равносильны и не зависят друг от друга (бусян). Когда би умирает, ставят на его место (другого) би, его сына или брата, и другие люди не могут занять его место” 19. Очевидно, последняя фраза характеризует наследственность только в пределах племени или рода, так как в отношении больших объединений власть вождя не передавалась по наследству. Отмечу в связи с этим другое место из Сиюй тучжи. Текст гласит; “Все эти вожди (тоу) независимы друг от друга. Ежегодно они выбирают одного главу – старейшину (чжан), который занимается общим управлением и которому все подчинено. Тот вождь (тоу), который стал старейшиной (чжаном), называется Мамук Кули. Он только временно во главе племени (бу)” [20].
Приведенные факты наглядно показывают, особенно если учесть широко известные сообщения, извлеченные В.В. Бартольдом из ираноязычной и тюркоязычной литературы, что в XVIII в. киргизы еще не вышли из полупатриархальных-полуфеодальных отношений. Патриархально-феодальная раздробленность, законсервированная у киргизских племен в послемонгольский период, и была тем решающим условием, которое мешало окончательному сложению киргизской национальной культуры. Раздробленность, которую пытались преодолеть еще в XIX в. такие деятели, как Ормонхан, была также условием, определившим скрещивание киргизов с другими племенами в течение двух тысяч лет, неустойчивость их этнического облика, возможность проникновения в их среду иных этнических и культурных элементов. Это и составляло своеобразие этнических особенностей тяньшанских киргизов, объясняемое своеобразием их исторического развития.
•••
Я попытался в самых общих чертах охарактеризовать основные моменты древней истории и этногенеза киргизского народа, которые, как мне представляется, объясняют особенности развития тяньшанской ветви киргизов.
Несомненно, что в образовании современных киргизов Тянь-Шаня основное ядро составляли племена енисейских киргизов. Численность тяньшанских киргизов увеличивалась не только за счет перекочевки енисейских киргизов, не только за счет естественного прироста населения, но в значительной степени и за счет ассимиляции киргизами кочевого, отчасти оседлого населения Тянь-Шаня. В истории киргизов Тянь-Шаня многое проясняется в свете марксистской концепции о складывании народов из различных племен, народностей и рас. Характерно, что современные наши знания о расовом составе населения Тянь-Шаня и Памиро-Алая, т.е. области расселения киргизов, позволяют отметить большое разнообразие расовых типов. Еще более разнообразны черты культурного развития Тянь-Шаня и Семиречья. Так, известно наличие в Семиречье различной письменности – согдийской, сирийской, арабской, рунической-тюркской, китайской, уйгурской, санскритской и т. д. В памятниках материальной культуры достаточно ясно выступают черты различного происхождения художественных традиций и ремесленных навыков, особенно в строительном деле, живописи, скульптуре, а также в металлургии и гончарстве.
Если кочевая культура аборигенов Тянь-Шаня и Семиречья складывалась из местных элементов, взаимодействовавших с центральноазиатскими и южносибирскими, то оседлая, особенно городская, культура складывалась в результате взаимодействия местной кочевой и оседлой среднеазиатской (согдийской и сырьдарьинсиой) культуры. Явления местной кочевой культуры особенно ярко прослеживаются с эпохи бронзы до Х в. н.э., а оседлой среднеазиатской – с V до Х в. н.э. После Х в. это многообразие культурных скрещиваний резко сокращается, меньше выявляется различие в этнокультурных элементах Тянь-Шаня. Это дает право полагать, что с этой поры начинается, прежде всего среди кочевого населения, сложение типических черт культуры киргизов. Однако и Х век еще не является веком окончательного сложения киргизской культуры и киргизских племен на Тянь-Шане.
Значит ли все это, что народы Тянь-Шаня и их культура должны рассматриваться как абсолютно чуждые киргизской культуре? По-моему, нет. Поскольку это была та среда, где кристаллизовались киргизские племена, поскольку этнические группы саков, усуней, племена гуннского союза, карлуков и т.д., с их культурой, языком, обычаями были той средой и теми компонентами, из которых складывалась киргизская народность, постольку их история явилась в известной мере историей тяньшанских киргизов. Вот почему историки имеют право, анализируя киргизский орнамент, киргизский фольклор, киргизскую этнонимику, восстанавливать эти слагаемые киргизской народности наряду с их древним основным этническим ядром. Но, называя те или иные памятники древнего Тянь-Шаня сакскими, усуньскими, гуннскими, согдийскими и т.п., мы не можем называть их киргизскими, так как в то время еще не сложилась собственно киргизская культура Тянь-Шаня, а саки, усуни, гунны, согдийцы вошли в состав не только киргизов, но и других народов.
Не называя их культуру киргизской, мы вместе с тем с полным правом называем все эти явления культурным наследством киргизского народа. Собственно киргизской культурой Тянь-Шаня до сложения киргизской народности следует считать культуру енисейско-киргизских элементов на Тянь-Шане, выявляющуюся в немногочисленных пока еще памятниках раннего средневековья.
Невозможно познать историю сложения киргизской народности, если изолировать ее от той общественной среды, в которой киргизские племена существовали, в контакте с которой они развивались. Учитывая особенно большие переселения киргизских племен, их частое раздробление и смешивание, нельзя не признать, что возможности для такого контакта у них были особенно велики.
Учет всего многообразия конкретных фактов, оказывавших влияние на сложение киргизской народности, – обязательное условие восстановления исторической правды.
Список литературы:
[1] A.Н. Бернштам. Проблемы древней истории и этногенеза Южного Казахстана, “Изв. АН Каз ССР, сер. археол.”, вып. 2, 1950
[2] А.Н.Бернштам, Древнейшие тюркские элементы в этногенезе Средней Азии, Сб. “Советская этнография”, VI-VII, М-Л., 1947
[3] Сб. “Советская этнография”, VI—VII, М-Л, 1947, стр. 304
[4] См. С. Малов. Енисейская письменность тюрков, М-Л, 1952
[5] Н.Я. Бичурин. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена, т.I, М-Л., 1950, стр. 355
[6] Там же.
[7] Записки Восточного отд. Русского археологического общества (в дальнейшем цитировании ЗВО), XII, вып. 2-3, стр. 69. Ср. С. Малов. Памятники древнетюркской письменности, М-Л., 1951, стр 58
[8] См. Н.Я. Бичурин. Указ. соч. т.I, стр 354
[9] См. С В. Киселев. Древняя история Южной Сибири, М., 1951.
[10] ЗВО, т. XII. вып. 2-3. стр. 61-62, Ср. С.Малов. Памятники древнетюркской письменности, стр. 34-35
[11] Н.Я. Бичурин. Указ. соч., т.I, стр. 57-58
[12] См. А. Бернштам, Археологический очерк Северной Киргизии, Фрунзе, 1941.
[13] В. Бартольд, Худуд-ал-Алем, Л, 1980; V. Minorsky, Hudud al Alam, London, 1937. Указатели.
[14] Н. Аристов, Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности, “Живая старина”, в. III-IV, 1896
[15] См. наши работы: Памятники старины Талласской долины, Алма-Ата, 1941; Археологический очерк Северной Киргизии, Фрунзе, 1941; Основные этапы истории культуры Семиречья и Тянь Шаня, сб. “Советская археология”, т. XI, Л., 1949; Чуйская долина, МИЛ, 14, М-Л, 1950
[16] См. Н.Аристов. Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей… “Живая старина”, 1896, вып. III-IV.
[17] В. Бартольд. Худуд-ал-Алем, л. 186
[18] Совершенно не изучена синьцзянская группа киргизов, а киргизы в Синьцзяне, в притибетских районах имелись уже до Х в. См. публикацию тибетских документов: Р.W. Thomas в JRAS, январь 1927, стр. 55; октябрь 1927, 817; 1928, 96. Особенно важны эти данные для истории южных киргизов.
[19] А.Бернштам, Источники по истории киргизов XVIII в., “Вопросы истории”, 1946, 11-12, стр. 128.
[20] Там же.
