Очередное обновление Конституции чревато новым витком неуправляемого хаоса
В Киргизии 27 июня 2010 года проходил конституционный референдум, подразумевавший смену формы правления в республике – из президентской в парламентскую. Скепсиса было предостаточно: “Не превратится ли это в череду бесконечных проблем, перетасовок в парламенте, прихода к власти тех или иных политических сил, причем такого бесконтрольного перехода полномочий из одних рук в другие, и в конечном счете не будет ли это способствовать приходу к власти сил, которые имеют экстремистскую направленность?” – задавался вопросом тогдашний российский президент Дмитрий Медведев.
Учитывая киргизский опыт двух государственных переворотов 2005 и 2010 годов, череду межэтнических конфликтов, бесконтрольность деятельности экстремистских и террористических группировок в республике, вопрос был вполне обоснован. Впрочем, его постановка и теперь имеет основания.
Парламент Киргизии на днях предложил внести поправки в Конституцию, которые, как декларируется, будут вынесены на референдум уже нынешней осенью. На этот раз конституционные изменения усилят парламентский статус страны за счет передачи парламенту части президентских полномочий. Впрочем, эта цель не находит своего воплощения в предлагаемых нормах. Даже поверхностный анализ предлагаемых сфер компетенции, функциональных возможностей, прав и обязанностей трех ветвей власти – президента, парламента и премьер-министра – легко позволяет прийти к выводу, что в случае утверждения новая система власти будет скорее “премьерской”.
Усиление роли премьер-министра в обновленном основном законе при этом никак не гарантирует прекращения существующей уже исторически чехарды вокруг этой должности: ныне действующий глава киргизского правительства Сооронбай Жээнбеков – 28-й по счету начиная с 1991 года. Повышение степени устойчивости премьер-министра подразумевает скорее его способность находиться во власти в целом: в проекте предлагается, чтобы премьер-министр (и вице-премьеры) сохранял за собой депутатский мандат и после отставки возвращался в парламент.
Статья 86 в новой редакции дает главе правительства существенный инструмент давления на парламент. По Конституции 2010 года премьер может ставить перед парламентом вопрос о доверии правительству не чаще одного раза в год, и в случае выражения недоверия президент либо отправляет в отставку правительство, либо распускает парламент. В новой редакции премьер может неограниченное количество раз ставить перед парламентом вопрос о доверии к правительству с теми же последствиями в случае выражения недоверия. Естественно, что исходя из простого инстинкта самосохранения парламент будет вынужден соглашаться с премьер-министром, получающим к тому же право на основании статьи 87 проекта самостоятельно отправлять в отставку любого члена или членов правительства без ограничений. Постановка вопроса о недоверии к правительству, таким образом, превращается скорее в тест на проверку лояльности парламентариев.
В условиях доминирования одной политической группировки – а сейчас это пропрезидентская Социал-демократическая партия (СДПК), под которую зачищено все политическое пространство, парламент превращается в предмет манипуляций, и его основной функцией становится имитация демократических процедур. Синхронно с повышением рисков роспуска парламента предлагается существенно снизить способность Конституционной палаты осуществлять конституционный надзор, почти нереальной выглядит и новая процедура утверждения либо снятия с должности генерального прокурора.
И ранее далеко не безупречная система сдержек и противовесов в рамках новой киргизской Конституции полностью разрушается, отдавая все реальные властные полномочия тандему президента и премьер-министра. В условиях кланового общества, высочайшей региональной стратификации политических элит новые конституционные нормы создают жесткий конфликт интересов.
Политическая подоплека конституционных новаций лежит на поверхности – это попытка продления политической жизни действующего президента Алмазбека Атамбаева и части его окружения. Сценарий реализации идеи в своей логистике прост: согласно законодательству, необходимо организовать простое большинство проголосовавших, явка значения не имеет. Однако при успешном проведении референдума (который может состояться и не так быстро, как зачастую прогнозируется многими экспертами) может случиться и так, что именно эта цель останется несбыточной мечтой.
До сих пор относительная стабильность Атамбаева зиждилась на двух факторах. Главным из них является усталость общества от предшествующих событий, это жизнь по принципу “лишь бы не было войны”. После всех революций и конфликтов Киргизия в этом смысле стала очень похожа на прошедший гражданскую войну соседний Таджикистан. Но следование этому принципу не может быть бесконечным: в общественную жизнь во всех ее проявлениях приходит поколение, не видевшее войны, свержений власти, максималистски стремящееся к изменениям.
Второй фактор сегодняшней стабильности – слабая президентская вертикаль, позволяющая множеству акторов (как внутри республики, так и извне) реализовывать собственные интересы. Конституционные новации не обязательно означают стремление Атамбаева стать, к примеру, премьером с расширенными полномочиями. Скорее это попытка его группировки усилить управляемость на транзитный период для сохранения своих позиций в целом. Но в реалиях Киргизии любые попытки серьезного перераспределения властных возможностей в пользу одного из акторов повлекут за собой и соответствующие контрреакции.
Уж что-что, а объединяться не по принципу “за что-то”, а по принципу “против кого-то” киргизская элита, да и не она одна, умеет эффективно. И активный участник двух государственных переворотов Алмазбек Атамбаев должен бы, конечно, это понимать и учитывать.
Александр Алексеевич Князев – доктор исторических наук, эксперт по Центральной Азии и Среднему Востоку.
